Литературный сайт членов союза писателей России
Анатолия и Фаины Игнатьевых

 
Старый Посад » Проза » Главы из романов » Глава 4 из романа "На стыке времени"

Глава 4 из романа "На стыке времени"

                                                 ГЛАВА 4

 

В начале зимы 1429 года к Галичу пришли  татары, город не взяли, но разграбили и пожгли множество деревень и городков в округе. Москва сначала на действия татар никак не отреагировала, и Юрий Дмитриевич подозревал, что это нападение не обошлось без участия Софьи Витовтовны.

– Отец её в друзьях с Махметем, – говорил он, – а яблоко от яблони недалече падает. Ляхи они и есть ляхи.

– Матушка у неё из православных, – осторожно напомнил князю игумен Успенского монастыря Паисий.

Матерью Софьи была смоленская княжна Анна Святославна.

– Да она  рожей в отца, – возразил Юрий, – и повадками.

Паисий огладил свою седую, раздвоенную на концах бороду и промолчал.

Разговор происходил за обеденным столом во дворце князя. Присутствовали галицкие бояре и все три сына Юрия Дмитриевича: оба Дмитрия и старший  Василий.

– А татары-то вроде не Махметевы, – заметил Василий, –  Махмут-Хозя вроде из Булгарии*.

– Всё едино, – заключил Юрий Дмитриевич.

День был постный, и потому за едой не засиделись. Вскоре игумен Паисий поднялся для послетрапезной молитвы, и следом за ним все повторили слова благодарения Господу « за хлеб наш насущный». Юрий Дмитриевич, одевшись, вместе с сыновьями вышел на крыльцо проводить бояр и игумена. Он всегда относился к своим боярам с уважением и благожелательностью, а теперь, когда шла борьба за великий стол, это было особенно необходимо. Юрий дождался, пока игумен Паисий  сядет в сани и  отъедет вместе с боярином. Им было по пути: Успенский монастырь располагался на земле этого боярина.

 Княжеский дворец стоял на высоком холме  Столбище. Князь задержался на крыльце и взглядом проводил удаляющиеся сани. Сверху далеко было видно.

Уже наступали скорые на шаг зимние сумерки. Подмораживало. Казалось, что наезженная дорога на белом снегу отдаёт в синеву. По льду Галицкого озера цугом ехало несколько саней, на посаде у Подола среди останков сожжённых татарами изб одиноко возвышался Спасо-Преображенский собор, а верстах в трёх от города была видна монастырская церковь Успения Богородицы. Храмы татары ограбили, но рушить не стали – побоялись, видно, русского Бога.

 «А вот людишкам худо будет, – думал Юрий Дмитриевич, возвращаясь во дворец. – Кто успел жито схоронить, те ещё перезимуют, а кто не успел, тем каково? А тут ещё, не дай бог, мор сызнова начнётся. Как пришёл лета три-четыре тому назад с немец, так по Руси и гуляет: то в одном месте, то в другом…»

– Как там, в Звенигороде, – спросил он у старшего сына Василия, – болести нету?

– Пока нету, – ответил Василий и добавил с ехидцей: – Ежели Софья Ваську не хоронит, значит, тихо.

И засмеялся, и братья засмеялись. Все знали, что года три тому назад Софья Витовтовна, опасаясь моровой болезни, не позволяла сыну выходить из Кремля, и великий князь просидел во дворце безвылазно с осени до Рождества.

– Ты когда к себе едешь? – прервав весёлость сыновей, спросил Юрий у Василия.

– Дня через два, верно.

Вотчиной княжича Василия Юрьевича был Звенигород с сёлами.

– Пошли кого-нибудь в Москву, – сказал Юрий, – пусть вызнают, не собирается ли князь к Махмету.

А сам подумал: «Махмет теперь утвердился в Сарае, и можно было бы самому наперёд Василия в Орду пойти, да  Фотию  слово дал. Нет, пока идти в Сарай нельзя».

– Почивать пора, – вздохнув, сказал он.

И, перекрестив сыновей, проводил их взглядом: все рослые, ладные, и все уже не мальчики, а не женаты. Избаловались на вольном выпасе. Правда старший, Василий, тридцати лет от роду, был уже раз женат на дочери боровского князя Ярослава Владимировича, да она вскоре померла от мора. Младший, Дмитрий, двадцати трёх лет, и пригож, и ликом красен, но вот незадача – лунная болезнь в нём: бывает, сонный по ночам ходит. Может, потому и не женится. А средний – тоже Дмитрий, по прозванию Шемяка, здоров, но жениться пока не желает, а двадцать седьмой годок уже пошёл.

На следующий день к полудню Василий Юрьевич со свитой проезжал по базару. Солнечно было, колючие искорки по белому снежку бегали, и подморозило знатно: из пасти коней пар валил, у мужиков усы с бородами все заиндевели, а иные бабы от холода в  платы по самые глазки повязаны. Но всё равно на базаре весело: шум, гам, продавцы наперёд других свой товар выказать стараются.

– Подходи, покупай, задарма отдаю! – кричит небольшого росточка мужичок в свалянной заячьей шапке, расхваливая старого жеребца. – Сам бы ездил, да не могу.

– Это пошто же ты не могёшь? – останавливается возле него заинтересовавшийся мужик.

– Ежели конь тебе нужон, скажу – пошто, – кося на него чёрным жуликоватым глазом, отвечает продавец. – А ежели не нужон, то ходи своим путём, не мешай людям.

– Конь завсегда нужон.

– А коли нужон, деньги кажи.

– Нет, ты говорь сначала.

– Сбитень, сбитень! Горячий сбитень! С пылу, с жару! – вклинивается женский голос.

– Лихоманка на тебя! Ты чего мне суёшь? – ругается на кого-то другая женщина.

И там смеются.

– Так пошто ты сам на нём ездить не могёшь? – не отстаёт от продавца настырный мужик.

– А он мне свет застит, – хитро улыбаясь, отвечает продавец, уже понявший, что перед ним не покупатель.

– Как это так? – недоумевающе глядит на него голубоватыми глазками мужик.

– А вот, как сяду на коня, так ничего и не зрю, – прячет улыбку в  усах продавец.

Возле них, заинтересовавшись разговором, останавливаются ещё несколько мужиков.

– Это пошто же ты не зришь? – ещё более удивляется мужик.

– А  у меня очи на заду – хочешь, покажу? –  берясь за порты, отвечает  продавец под всеобщий хохот.

– Сбитень! Сбитень!

– Пирожки! Пирожки! Горячие! – вдруг подхватил звонкий голосок, явно молодой, девичий.

И голосок этот почему-то заставил Василия придержать коня и поглядеть – кто там кричит так. Девица в старой, вытертой кацавейке из овчины, великоватой для неё, стояла к нему спиной, разговаривая с покупателем. Но бывшая с ней рядом баба, продававшая сбитень, толкнула её: мол, гляди – князь. Девушка обернулась, и Василий сразу узнал – та, рыжая! И она, видно, узнала его, потому как вдруг засуетилась, забеспокоилась.

– А с чем, красна девица, твои пирожки-то будут? – спросил Василий, подъехав к ней.

– С визигой, – поклонилась девушка.

И быстро глянула на него. Глаза серые и не бог весть какие крупные, но ясные и прозрачные, как осенний воздух, и будто всё в них видать до самого донышка, а что видать – непонятно. И щёчки от мороза розовые, и вся она такая ядрёненькая, такая свеженькая, что как яблочко хрусткое, прежде чем съесть, его поцеловать охота.

– А вкусные пирожки-то? – спросил Василий.

– Сладкие… – ответила она потупившись.

– Слаще, чем ты? – пошутил он.

Девица молчала.

– Да ты не серчай на меня, – лишь им двоим понятное сказал Василий негромко.

Она поджала губки. Ах, какие губки! Василий вспомнил то раннее осеннее утро в стожке и её жалобное: « Мама…»

– Cладкие, говоришь? – улыбаясь, спросил он. – Я беру всё!

И велел заплатить вдвое. Девушка молча поклонилась, передавая слуге Василия туесок с пирожками, для тепла завернутый в старенький убрус.

– Да ты молви чего-нибудь, – улыбаясь, попросил Василий, – давеча вон как тебя слыхать было.

– Благодарствую, – тихо сказала девица.

– Узнай, где она живёт, – велел Василий Фёдору, когда они выехали с базара.

– Привезти? – спросил Фёдор.

– Нет, не трожь пока.

Василий с удовольствием вспоминал тот стожок, но теперь насильничать не хотелось.

Вечером Фёдор доложил, что девицу звать Зорька, а живёт она у своей тётки на посаде.

–  Она что, насовсем в Галич переехала? – спросил Василий.

– Это мне неведомо, – ответил Фёдор.

– Ну и дурак, – заругал его Василий.

А утром следующего дня сам поехал на посад. Вспомнил старую линючую кацавейку на ней и бросил в сани лисью шубку в качестве подарка: решил забрать девицу к себе в Звенигород. Однако в избе, на которую ему указал Фёдор, Василия ждало разочарование: хозяева сказали, что Зорька  с рассветом уехала на попутных санях с рыбарями, которые ершей в бочках привозили. Василий разозлился на Фёдора:

– Ты пошто её вчерась не привёз?

– Помилуй, князь, – возразил Федор, – ты же сам не велел.

– Ладно, – согласился Василий, – тогда поезжай, догони  рыбарей и привези её мне.

Федор вернулся уже к вечеру, но без девицы. Рыбарей он догнал, однако оказалось, что при выезде из Галича девицу встретил какой-то мужик на санях, и она пересела к нему. Василий, не привыкший сдаваться, послал людей к дому Зорьки. Но и тут вдруг обнаружилось совсем неожиданное: вернувшиеся воины сказали, что на месте избы пепелище – сгорело всё.  Люди в окрестных деревеньках  о пожаре слыхали, но куда  подевались погорельцы, никто не знал. И Василий, поискав ещё девицу в окрестностях Галича и не найдя, вынужден был смириться. Однако «рыженькая», как теперь мысленно он называл её, нет-нет, да и вспоминалась. Почему – он и сам не понимал.

                                                 

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Комментарии:

Оставить комментарий
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.